Журналисты как всегда "оригинальны" в выборе названия статьи...
Интервью Алексея Лупачева газете "Ока-инфо" с рассказом о его работе в районе "Ямальского кратера"
Пущинский учёный пробурил «пуп Земли»
Анатолий Букин
Yamal-dyrkaРовно год назад в сибирском Заполярье, на полуострове Ямал случайно было обнаружено удивительное явление - громадная дыра посреди безлюдной тундры.
Диаметр ямы 40 метров (это почти ширина футбольного поля), а глубина - 60. Бойкие языки тут окрестили её - «пуп Земли». Тот самый, что много веков подряд ищут религии всего мира.
С тех пор на Ямал были отправлены четыре научные экспедиции, в последней из них участвовал Алексей Лупачёв, кандидат биологических наук, старший научный сотрудник Лаборатории криологи почв Пущинского научного центра. Лупачёв - почвовед, работал в экспедициях на дальнем Востоке, в Северной Якутии, Северном Урале, Кольском полуострове. Участвовал в трёх Антарктических экспедициях (в 2010 году в ходе 56-й Антарктической экспедиции провёз флаг «Оки-инфо» нпо шести научным станциям самого южного материка планеты). А в июне этого года Лупачёв провёл несколько недель у самого «пупа Земли».
Yamal-Lesha
— Наши коллеги уже работали там, - рассказывает Алексей Владимирович. - Есть проект, получивший господдержку на изучение этого феномена - рассказывает учёный. - Была сформирована комплексная экспедиция, в основном, из геофизиков, и буровиков для подтверждения геофизических разрезов. Меня пригласили в экспедицию как профессионала в области мелкого и глубокого бурения. Давно известно, что геофизические данные, подкреплённые результатами бурения, являются репрезентативными. То есть, достаточно доказательными. И соответственно, не нужно бурить сто скважин, чтобы получить представление о строении региона. Это долго и дорого - достаточно пробурить скважины в ключевых участках…
- Как возникла эта дыра?
— Такая воронка - явление крайне редкое. Можно сказать, уникальное. Тем более - таких масштабов. Наиболее распространённый процесс в мерзлоте - протаивание, когда некий объём льда, лежащего в глубине, при определённых условиях начинает превращаться в воду. Постепенно образуется то, что мы называем термокарст: почва проседает, возникает озеро. Ещё есть такой процесс, когда в глубине растёт ледяное ядро в глубине многолетних мёрзлых пород. Оно растёт, растёт и потом иногда поверхность, как орех, лопается. Без выбросов, отвалов… А это явление не подходит ни под один из таких случаев. Этот объект явно другой природы. На Ямале - это то, к чему мы пришли, как к рабочей гипотезе - в замёрзшей толще образовалось скопление газа метана. Представляете, сверху мерзлота, снизу тоже, а между ними, находится вода. Её температура отрицательна, но из-за высокой солёности вода не замерзает. Называется это явление - криопэг. В воде обитают бактерии, и в результате их жизнедеятельности образуется газ. Он сжимается, сжимается, и вот, видимо, найдя слабое место, вырвался наружу.
— Короче говоря, воронка образовалась в результате выброса газа.
— Да, так мы полагаем. Потому что никаких следов радиации, взрыва, падения метеорита - эти гипотезы отпали.
— То есть, не случилось ничего экстраординарного…
— Нет, случилось - как раз экстраординарное. Потому что, на Ямале можно найти следы подобных выбросов, но они произошли двести лет назад, пятьсот. А этот - сейчас. И ценность объекта в том, что здесь можно проследить многие процессы от самого начала, здесь есть нуль-момент: то состояние природной среды, которое привело к этому выбросу.
— Как глубоко вы бурили?
— Десять-пятнадцать метров.
— Что нового вы обнаружили по сравнению с предыдущим исследованиями.
— Так не было таких исследований - всё новое. У меня, например, есть мысль, что на Ямале метан не современный, а отжатый из древних пород. Сейчас добытые нами образцы пород находятся на лабораторных анализах. Уточняется, как газы образуются, в каких концентрациях, какие концентрации приводят к выбросам, какие микроорганизмы и в каких количествах вызывают образование газа… Вопросов много…
— Это всё научные результаты. А практические?
— Так чего уже ближе к практике? Там с одной стороны железная дорога, с другой, в сорока километрах, нефтепровод. Представляете, если бы под ним рвануло? Нефтяникам нужно знать, что у них под ногами, и откуда можно ждать угрозы. А вы представляете масштабы выброса? Какой должна быть сила, чтобы вытолкнуть шестьдесят метров мёрзлых, твёрдых, как бетон, пород? Там куски породы размером с грузовик валяются на расстоянии пятидесяти метров от края воронки. А мелкие, с футбольный мяч, разлетелись на сто-двести метров. Это был холодный взрыв.
- Как большая бомба взорвалась…
— Вот именно. Главная задача - выяснить, при каких условиях, когда и где могут возникать опасности подобных взрывов. Чтобы, скажем, прокладывая дороги, трубопроводы, обходить потенциально опасные районы.
— Вы, Алексей Владимирович, не только мастер бурения…
— Я почвовед, и у меня, конечно, там был свой интерес. Дело в том, что выброшенный материал перекрыл поверхностные слои, и всё это моментально промёрзло. Теперь почвы под слоем выбросов законсервированы - взрыв как бы остановил время. Погребённые почвы дают точку отсчёта: в момент взрыва природная обстановка была вот такой-то и такой-то. А рядом, в стороне от взрыва, природа развивается по своим канонам, и, соответственно, сравнивая то, что погребено с тем, что на поверхности, можно узнать, к чему, например, приводит антропогенное воздействие, загрязнения… Можно оценить, как изменилась химическая обстановка, как - микробиологический состав.
— То есть, это выброс - природная лаборатория, которая позволяет вам заглянуть в прошлое…
— Скорее - в будущее. Это даёт понимание направленности природных, климатических, антропогенных процессов.
— Если бы не случилось выброса, вы всё равно выявляли эти процессы..
— Да, но теперь значительно проще и быстрее. Многие учёные, занимающиеся мерзлотой по двадцать-тридцать лет - и наши и зарубежные - мечтают попасть к месту выброса. Повторяю, уникальное явление. И работы там на много лет вперёд.
Учёные удивительный народ. Они, особенно те, кто занимается полевыми исследованиями, настоящие экстремалы. Мерзлотоведы, как Лупачёв, месяцами зябнут на берегах Северного Ледовитого океана или в Антарктиде. Только их стремление к экстремальности ничуть не похоже на выходки сумасшедших фанатов селфи. И труды учёных очень близки к нашей повседневной жизни. Гораздо ближе, чем это кажется стороннему глазу.